Социальные, философские и психологические мотивы преступления Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"). Тварь я дрожащая Я себя убил а не старушку

Ф. М. Достоевский - величайший русский писатель, непревзойденный художник-реалист, анатом человеческой души, страстный поборник идей гуманизма и справедливости. Его романы отличаются пристальным интересом к интеллектуальной жизни героев, раскрытием сложного и противоречивого сознания человека. Основные произведения Достоевского появились в печати в последней трети XIX века, когда обозначился кризис старых морально-этических принципов, когда стал очевидным разрыв между стремительно изменяющейся жизнью и традиционными нормами жизни. Именно в последней трети XIX века в обществе заговорили о «переоценке всех ценностей», об изменении норм традиционной христианской морали и нравственности. А в начале двадцатого века это стало практически основным вопросом в среде творческой интеллигенции. Достоевский одним из первых увидел опасность грядущей переоценки и сопутствующего ей «расчеловечивания человека». Он первым показал ту «бесовщину», которая изначально крылась в подобных попытках. Именно этому посвящены все его основные произведения и, конечно же, один из центральных романов – «Преступление и наказание».

Этот роман Ф. М. Достоевский опубликовал в 1866 году. Это произведение, посвященное истории того, как долго и трудно шла через страдания и ошибки мечущаяся человеческая душа к постижению истины. Раскольников - духовный и композиционный центр романа. Внешнее действие лишь обнаруживает его внутреннюю борьбу. Он должен пройти через мучительнее раздвоение, чтобы понять себя и нравственный закон, нерасторжимо связанный с человеческой сущностью. Герой разгадывает загадку собственной личности и вместе с тем загадку человеческой природы.

Родион Романович Раскольников – главный герой романа - в недалеком прошлом студент, оставивший университет по идейным соображениям. Несмотря на привлекательную внешность, «он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу». Раскольников живет в крайней нищете, снимая в одном из петербургских домов каморку, похожую на гроб. Однако он мало уделяет внимания обстоятельствам жизни, так как увлечен собственной теорией и поиском доказательств ее справедливости.

Разочаровавшись в общественных способах изменения окружающей жизни, он решает, что воздействие на жизнь возможно при помощи насилия, а для этого человек, вознамерившийся сделать что-то для общего блага, не должен быть связан никакими нормами и запретами. Пытаясь помогать обездоленным, Родион приходит к осознанию собственного бессилия перед лицом мирового зла. В отчаянии он решается «преступить* нравственный закон - убить из любви к человечеству, совершить зло ради добра.

Раскольников ищет могущества не из тщеславия, а чтобы помочь людям, погибающим в нищете и бесправии. Однако рядом с этой идеей существует другая - «наполеоновская», которая постепенно выходит на первый план, оттесняя первую. Раскольников делит человечество на «…два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово». Второй разряд, меньшинство, рожден властвовать и повелевать, первый - «жить в послушании и быть послушными».

Главным для него становятся свобода и власть, которую он может употреблять, как ему заблагорассудится -на добро или на зло. Он признается Соне, что убил, потому что хотел узнать: «имею ли я право власть иметь?» Он хочет понять: «вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли переступить или не смогу? Тварь ли я дрожащая или право имею?» Это самопроверка сильной личности, пробующей свою силу. Обе идеи владеют душой героя, раскрывают его сознание. Отъединившись от всех и замкнувшись в своем углу, Раскольников вынашивает мысль об убийстве. Окружающий мир и люди перестают быть для него подлинной реальностью. Однако «безобразная мечта», которую он лелеял в течение месяца, вызывает у него отвращение. Раскольников не верит в то, что может совершить убийство, и презирает себя за отвлеченность и неспособность к практическому действию. Он идет к старухе-процентщице для пробы - место осмотреть и примериться. Он думает о насилии, а душа его корчится под бременем мирового страдания, протестуя против жестокости. Несостоятельность теории Раскольникова начинает обнаруживаться уже во время совершения преступления. Жизнь не может уместиться в логическую схему, и хорошо рассчитанный сценарий Раскольникова нарушается: в самый неподходящий момент появляется Лизавета, и ему приходится убить ее (а также, вероятно, ее еще не родившегося ребенка). После убийства старухи и ее сестры Лизаветы Раскольников переживает глубочайшее душевное потрясение. Преступление ставит его «по ту сторону добра и зла», отделяет его от человечества, окружает ледяной пустыней. Мрачное «ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказались в душе его». У Раскольникова горячка, он близок к помешательству и даже хочет покончить с собой. Родион пытается молиться, и сам над собой смеется. Смех сменяется отчаянием. Достоевский акцентирует мотив отчужденности героя от людей: они кажутся ему гадкими и вызывают «…бесконечное, почти физическое отвращение». Даже с самыми близкими он не может говорить, чувствуя непреодолимую границу, «лежащую» между ними.

Путь преступления для Раскольникова (а по Достоевскому, ни для кого из людей) неприемлем (недаром Достоевский сравнивает преступление Раскольникова со смертью, а дальнейшее его воскресение происходит именем Христа). То человеческое, что было в Раскольникове (содержал почти год на свои средства больного товарища-студента, спас из огня двоих детей, помогал, отдавая последние деньги на похороны, вдове Мармеладова), способствует скорейшему воскрешению героя (слова Порфи-рия Петровича о том, что Раскольников «недолго себя морочил»). Воскрешает Родиона к новой жизни Соня Мармеладова. Теории Раскольникова противопоставляется христианская идея искупления своих и чужих грехов страданиями (образы Сони, Дуни, Миколки). Именно когда для Раскольникова открывается мир христианских духовных ценностей (через любовь к Соне), он окончательно воскресает к жизни.

Устав от «теории» и «диалектики», Раскольников начинает осознавать ценность обычной жизни: «Как бы ни жить – только жить! Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек! И подлец тот, кто его за это подлецом называет». Он, желавший жить «необыкновенным человеком», достойным подлинной жизни, готов смириться с простым и примитивным существованием. Его гордость сокрушена: нет, он не Наполеон, с которым постоянно соотносит себя, он всего лишь «эстетическая вошь». У него вместо Тулона и Египта - «тощенькая гаденькая регистраторша», однако ему и того достаточно, чтобы впасть в отчаяние. Раскольников сокрушается, что ведь должен был заранее знать про себя, про свою слабость, прежде чем идти «кровавиться». Он не в силах нести тяжесть преступления и признается в нем Сонечке. Потом идет в участок и признается. Своим преступлением Раскольников вычеркнул самого себя из разряда людей, стал отверженным, изгоем. «Я не старуху убил, я себя убил», – признается он Соне Мармеладовой. Эта оторванность от людей мешает Раскольникову жить. Идея героя о праве сильного на преступление оказалась абсурдной. Жизнь победила теорию. Недаром Гете говорил в Фаусте: «Теория, мой друг, сера. Но вечно зелено дерево жизни».

По Достоевскому, никакая высокая цель не может оправдать негодных средств, ведущих к ее достижению. Индивидуалистический бунт против порядков окружающей жизни обречен на поражение. Только сострадание, христианское сочувствие и единение с другими людьми могут сделать жизнь лучше и счастливее.

Не убий. Кто же убьет, подлежит суду.

Евангелие от Матфея

Роман Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание", написанный в 1866 г., затрагивает сложные социальные, философские, морально-этические проблемы, которые волновали писателя не один год.

Уже само название заставляет задуматься: почему Ф. Достоевский так назвал этот роман? Первое слово понятно: Раскольников совершил преступление - убил двух женщин. А "наказание"? В чем оно? Наказание - это осознание самим Раскольниковым губительности теории "сильной личности", оправдывающей право убивать. И вместе с этим осознанием - муки совести за содеянное. Убив старуху и ее сестру, он убил часть самого себя. И в этом, я думаю, психологическая коллизия романа.

Что же превратило Родиона Раскольникова в преступника? Что стало мотивом его преступления? Деньги, попытка устроить свою жизнь и облегчить жизнь близких ему людей? Или же созданная им теория и стремление доказать правильность ее на практике, проверить самого себя: может ли он "преступить закон" и на этом основании считать себя личностью "необыкновенной"? Так в судьбе Раскольникова тесно переплелись социальные, философские и психологические проблемы романа.

Что же сформировало эту теорию, послужило ее основой? Часть ответа на этот вопрос мы находим на первых страницах романа. Родион Раскольников беден, его подавляет эта бедность, чуть ли не нищета. Его жизнь в тесной каморке, где низкие потолки и тесные комнаты "душу и ум теснят", невыносима. Она особенно невыносима для человека, у которого есть чувство собственного достоинства, который мнит себя "высшим существом", способным стоять над людьми и законом. Для осуществления эгоистических мечтаний не хватает малого - денег. У Раскольникова их нет. А совсем рядом - у старушки-процентщицы - лежат деньги, которые ничего не стоит взять. Правда, при этом нужно убить. Но разве он человека убьет? Нет, он убьет никому не нужное, вредное существо, недостойное жить на свете. В этом ужасная суть теории Раскольникова: убить, разрешить себе убить "по совести". И оправдание этому он находит в том, что, забрав деньги, он сможет помочь матери и сестре. На примере семьи Мармеладовых он видит, что безысходная бедность ведет человека к моральному преступлению против самого себя. Нищета ставит дилемму: нарушить нравственность - преступно, не нарушить - тоже преступно по отношению к близким. Узнав о судьбе Сонечки, за счет "падения" которой выживает семья и пьет ее отец, Раскольников думает: "Ко всему-то подлец человек привыкает!" Так логика жизни вступает в противоречие с нравственными законами и служит оправданием любого преступления.

Сама идея Раскольникова предполагает выживание и возвышение за счет других. Он, поделив человечество на два разряда - высших и низших, наделив первых правом убивать, убирать со своего пути тех, кто мешает, пытается понять, к какой категории принадлежит он сам. Раскольников наделяет себя правом убивать, причисляя себя к Наполеонам, оправдывая себя тем, что по их вине погибли тысячи, а он-то покушается на жизнь всего одного человека ради, как ему думается, благополучия многих. Он идет с топором к старухе, сомневаясь и не веря до последнего момента в то, что он "это" совершит. Даже самому себе он не хочет признаться, что идет убивать, чтобы проверить действенность своей теории и узнать про себя - "тварь" ли он "дрожащая" или "право имеет". Он поймет это позже, осознает и скажет Соне: "Я просто убил; для себя убил, для себя одного..." К нему приходит страшная правда: да, он смог переступить через кровь, но убив, он убил самого себя: "Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку". Вот это уничтожение самого себя заставляет его вновь и вновь мысленно переживать убийство, вызывает муки совести. Совершив убийство, он не смог переступить через самого себя, через свою "натуру", через понимание того, что он преступник. Раскольников не чувствует себя победителем, он не обрел успокоения и счастья, поступив по праву "необыкновенных людей". А это значит, что его теория о праве сильного на преступление потерпела крушение, а сам он, как и любой другой человек, не имеет права убить человека. Божий закон "Не убий!" сильнее всех теорий. Не случайно поэтому именно к Сонечке приходит Раскольников с раскаянием и именно она советует ему просить прощения у всего мира. Автор наказывает своего героя по законам совести, доброты и морали. Не случайно поэтому наказание по юридическим законам, суд над Раскольниковым и все последовавшее за ним занимает в романе совсем немного места. Для Достоевского важнее суд совести.

Одинок ли Раскольников в идее сильной личности? Достоевский, будучи мастером социально-психологического романа, создает образы "двойников" главного героя: расчетливого дельца-предпринимателя Лужина и циничного авантюриста с садистскими наклонностями Свидригайлова. Их поступки и образ жизни есть лишь социальные варианты доведенной до логического завершения идеи сильной личности, стоящей над людьми и имеющей над всеми власть. Экономическая теория Лужина способна, по зрелому размышлению, привести к теории Раскольникова, а ее дальнейшее развитие приводит к "свидригайловщине", к утрате различия между добром и злом, к полнейшему нравственному разложению личности и ее гибели. Этим Достоевский хотел показать губительность идеи Раскольникова для общества и личности.

Близкие по названию сочинения:

• 1. "Маленькие люди" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 2. "Тварь дрожащая или право имею?" (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление-и наказание")
• 3. "Униженные и оскорбленные" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"(1)
• 4. "Униженные и оскорбленные" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 5. "Шаги" Раскольникова к преступлению (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание") (1)
• 6. "Шаги" Раскольникова к преступлению (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание") // вариант
• 7. "Я себя убил!" (преступление и наказание Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
• 8. Авторская позиция и средства ее выражения в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 9. В чем трагедия Раскольникова? (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
• 10. Двойники Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 11. Духовное воскресение Родиона Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
• 12. Идейно-художественная роль образа Свидригайлова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 13. Идейный смысл романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 14. Идея Раскольникова и ее крушение (По роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
• 15. Идея страдания и очищения в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 16. Каковы причины преступления Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)
• 17. Как я понимаю трагедию Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание")
• 18. Красота человеческого поступка (по одному из романов Ф. М. Достоевского: «Преступление и наказание» или «Идиот»)
• 19. Критика индивидуалистического бунта в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"(1)
• 20. Критика индивидуалистического бунта в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 21. Крушение "наполеоновской теории" Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 22. Личность в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 23. Милосердие и сострадание в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 24. Многообразие тематики романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 25. Мои мысли о романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 26. Мои раздумья над романом Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 27. Мотивы преступления Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 28. Мотивы преступления Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 29. Нравственная проблематика в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 30. Нравственно-философские аспекты в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 31. Обличение преступного общества в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 32. Образ Родиона Раскольникова в романе Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание"
• 33. Первый сон Раскольникова и его роль в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 34. Проблема добра и зла в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание"
• 35. Противоречия теории Раскольникова (по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)
• 36. Психологические двойники Р. Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" (1)
• 37. Психологические двойники Р. Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" (2)
• 38.

В первой части «Преступления и наказания» раскрывается внут­ренняя борьба Раскольникова с самим собой, шаг за шагом прослеживается его путь к преступлению. Завершается первая часть незабываемо страшной сценой убийства. Остальные пять частей повествуют о том, что произошло после этого события. Таким образом, главное место в романе занимает рассказ о том, как совершается наказание.

Наказание начинается в сущности еще до преступления, самая мысль о котором жжет и терзает Раскольникова: «Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких со­мнений во всех этих расчетах...» Наказание бесконечно усугубляется в момент преступления. Мы видим эту сцену словно бы глазами Раскольникова, чувствуем, как и он, что эта жадная старуха все-таки человек, что невыносимо страшно и мерзко опустить топор на ее голову. А Лизавету мы видим испуганным до оцепенения беззащитным ребенком. «Она только чуть-чуть приподняла свою свободную левую руку, далеко не до лица, и медленно протянула ее к нему вперед, как бы отстраняя его».

Таким образом, наказание не сводится к судебному приго­вору, оно заключено в нравственной пытке, более тягостной для героя романа, нежели тюрьма и каторга. Муки совести, леденя­щий душу страх, который преследует Раскольникова на каждом шагу, сознание бессмысленности совершенного злодеяния, со­знание своей ничтожности, неспособности стать «властелином», понимание несостоятельности своей теории - все это невыноси­мым гнетом ложится на душу преступника. Он отъединен от людей, все прежние связи словно ножом отрезаны - он остает­ся в пустоте.

Писатель ставит своего героя в разные положения, сводит с разными людьми, и это дает возможность глубже раскрыть его нравственные муки. Все ранит и без того больную душу: и соприкосновение с циником Свидригайловым, и общение с добрым Разумихиным. Но особенно мучительна встреча с теми, кто преж­де был бесконечно близок и дорог,- с матерью и сестрой.

В смятении думает о своем сыне мать: «И как это у него все хорошо выходит... И так бы вот, так бы, кажется, и бросилась к нему и обняла его, и... заплакала,- а боюсь, боюсь! Ну чего я боюсь?..» Недоумевает и наблюдательная, чуткая Дунечка: «Что он, по обязанности, что ли, нам отвечает?.. И мирится, и прощения просит, точно службу служит или урок затвердил». Все участники этой сцены страдают. Но больше всех страдает сам Раскольников. Авторские ремарки обнажают то невыносимое состояние, в котором он находится, говоря, казалось бы, самые обыкновенные вещи: «продолжал он будто заученный с утра урок», «как бы проснулся»; «прибавил он с досадой и замолчал, кусая себе ногти и вновь задумываясь». Выразительна и мимика Раскольникова. Он не улыбается, а «кривит рот в улыбку»; «лицо его перекосилось как бы от судороги».

Муки Раскольникова изображены с такой силой, что мы слов­но вместе с ним ощущаем и отчуждение от всех людей, и страх, и отчаяние. Его смятение в сценах с Порфирием Петровичем, сумевшим разгадать натуру Раскольникова, передано с удиви­тельным знанием психологии человека, который смертельно боится как-нибудь выдать себя. Писатель воспроизводит одновре­менно и то, что говорит Раскольников, и то, что он думает, а мысли и чувства Порфирия от читателя скрыты так же, как и от героя романа. По выражению лица следователя, по его нарочито гуманным репликам мы вместе с Раскольниковым пытаемся уга­дать: понимает ли Порфирий, кто убийца, ловит он Раскольникова или просто ведет невинную беседу?

Достоевский передает беспорядочный поток мыслей убийцы: «Главное, даже не скрываются и церемониться не хотят!..- Он с трудом перевел дыхание.- А что если мне так только кажется! Что если это мираж и я во всем ошибаюсь, по неопытности злюсь, подлой роли моей не выдерживаю!.. Все слова их обыкновенные, но что-то в них есть... Почему они говорят таким тоном? Да... тон... Подмигнул мне давеча Порфирий иль нет? Верно, вздор; для чего бы подмигивать?.. Или все мираж, или знают!.. Даже Заметов дерзок... Дерзок ли Заметов? Знают ли про квартиру-то?! Поскорей бы уж!..»

Писатель-психолог обнажает все оттенки, все стадии ду­шевной драмы своего героя. Шаг за шагом он сопровождает Раскольникова, передавая его мысли, движения его души. На протяжении десятков страниц освещается история одного дня. В течение этого дня совершается множество драматических со­бытий. Писатель рисует сцены предельно напряженной духовной борьбы, надрыва, когда его герои сходятся вместе, мучают друг друга и мучаются сами.

Вот, например, один день Раскольникова (рассказ об этом дне занимает свыше ста страниц): мать и сестра приходят к больному Родиону, и между ними происходит тяжелый для всех разговор; неожиданно появляется Соня; Раскольников впервые встречается со следователем Порфирием Петровичем; неизвест­ный мещанин бросает в лицо Раскольникову: «Убивец!»; проис­ходит знакомство и первое столкновение Раскольникова со Свидригайловым; у Дунечки и Пульхерии Александровны собираются Разумихин, Раскольников и Лужин; Дунечка порывает с жени­хом; вечером Раскольников приходит к Соне.

Видя мучительный разлад в сознании Раскольникова, без­мерную силу его страдания, читатель убеждается, что ложный путь, избранный героем романа, ведет не к возвышению его личности, а к нравственной пытке, к духовной смерти.

– Убивать? Убивать-то право имеете? – всплеснула руками Соня.

– Э-эх, Соня! – вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. – Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!

– И убили! Убили!

– Да ведь как убил-то? Разве так убивают? Разве так идут убивать, как я тогда шел! Я тебе когда-нибудь расскажу, как я шел… Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!.. А старушонку эту черт убил, а не я… Довольно, довольно, Соня, довольно! Оставь меня, – вскричал он вдруг в судорожной тоске, – оставь меня!

Он облокотился на колена и, как в клещах, стиснул себе ладонями голову.

– Экое страдание! – вырвался мучительный вопль у Сони.

– Ну, что теперь делать, говори! – спросил он, вдруг подняв голову и с безобразно искаженным от отчаяния лицом смотря на нее.

– Что делать! – воскликнула она, вдруг вскочив с места, и глаза ее, доселе полные слез, вдруг засверкали. – Встань! (Она схватила его за плечо; он приподнялся, смотря на нее почти в изумлении.) Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: «Я убил!» Тогда бог опять тебе жизни пошлет. Пойдешь? Пойдешь? – спрашивала она его, вся дрожа, точно в припадке, схватив его за обе руки, крепко стиснув их в своих руках и смотря на него огневым взглядом.

Он изумился и был даже поражен ее внезапным восторгом.

– Это ты про каторгу, что ли, Соня? Донести, что ль, на себя надо? – спросил он мрачно.

– Страдание принять и искупить себя им, вот что надо.

– Нет! не пойду я к ним, Соня.

– А жить-то, жить-то как будешь? Жить-то с чем будешь? – восклицала Соня. – Разве это теперь возможно? Ну как ты с матерью будешь говорить? (О, с ними-то, с ними-то что теперь будет!) Да что я! Ведь ты уж бросил мать и сестру. Вот ведь уж бросил же, бросил. О господи! – вскрикнула она, – ведь он уже это все знает сам! Ну как же, как же без человека-то прожить! Что с тобой теперь будет!

– Не будь ребенком, Соня, – тихо проговорил он. – В чем я виноват перед ними? Зачем пойду? Что им скажу? Все это один только призрак… Они сами миллионами людей изводят, да еще за добродетель почитают. Плуты и подлецы они, Соня!.. Не пойду. И что я скажу: что убил, а денег взять не посмел, под камень спрятал? – прибавил он с едкою усмешкой. – Так ведь они же надо мной сами смеяться будут, скажут: дурак, что не взял. Трус и дурак! Ничего, ничего не поймут, они, Соня, и недостойны понять. Зачем я пойду? Не пойду! Не будь ребенком, Соня…

– Замучаешься, замучаешься, – повторяла она, в отчаянной мольбе простирая к нему руки.

– Я, может, на себя еще наклепал, – мрачно заметил он, как бы в задумчивости, – может, я еще человек, а не вошь, и поторопился себя осудить… Я еще поборюсь.

Надменная усмешка выдавливалась на губах его.

– Этакую-то муку нести! Да ведь целую жизнь, целую жизнь!

– Привыкну… – проговорил он угрюмо и вдумчиво. – Слушай, – начал он через минуту, – полно плакать, пора о деле: я пришел тебе сказать, что меня теперь ищут, ловят…

– Ax! – вскрикнула Соня испуганно.

– Ну, что же ты вскрикнула! Сама желаешь, чтоб я в каторгу пошел, а теперь испугалась? Только вот что: я им не дамся. Я еще с ними поборюсь, и ничего не сделают. Нет у них настоящих улик. Вчера я был в большой опасности и думал, что уж погиб; сегодня же дело поправилось. Все улики их о двух концах, то есть их обвинения я в свою же пользу могу обратить, понимаешь? и обращу; потому я теперь научился… Но в острог меня посадят наверно. Если бы не один случай, то, может, и сегодня бы посадили, наверно даже, может, еще и посадят сегодня… Только это ничего, Соня: посижу, да и выпустят… потому нет у них ни одного настоящего доказательства, и не будет, слово даю. А с тем, что у них есть, нельзя упечь человека. Ну, довольно… Я только чтобы ты знала… С сестрой и с матерью я постараюсь как-нибудь так сделать, чтоб их разуверить и не испугать… Сестра теперь, впрочем, кажется, обеспечена… стало быть, и мать… Ну, вот и все. Будь, впрочем, осторожна. Будешь ко мне в острог ходить, когда я буду сидеть?

– О, буду! Буду!

Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.

– Соня, – сказал он, – уж лучше не ходи ко мне, когда я буду в остроге сидеть.

Соня не ответила, она плакала. Прошло несколько минут.

– Есть на тебе крест? – вдруг неожиданно спросила она, точно вдруг вспомнила.

Он сначала не понял вопроса.

– Нет, ведь нет? На, возьми вот этот, кипарисный. У меня другой остался, медный, Лизаветин. Мы с Лизаветой крестами поменялись, она мне свой крест, а я ей свой образок дала. Я теперь Лизаветин стану носить, а этот тебе. Возьми… ведь мой! Ведь мой! – упрашивала она. – Вместе ведь страдать пойдем, вместе и крест понесем!..

– Дай! – сказал Раскольников. Ему не хотелось ее огорчить. Но он тотчас же отдернул протянутую за крестом руку.

– Не теперь, Соня. Лучше потом, – прибавил он, чтоб ее успокоить.

– Да, да, лучше, лучше, – подхватила она с увлечением, – как пойдешь на страдание, тогда и наденешь. Придешь ко мне, я надену на тебя, помолимся и пойдем.

В это мгновение кто-то три раза стукнул в дверь.

– Софья Семеновна, можно к вам? – послышался чей-то очень знакомый вежливый голос.

Соня бросилась к дверям в испуге. Белокурая физиономия г-на Лебезятникова заглянула в комнату.

V

Лебезятников имел вид встревоженный.

– Я к вам, Софья Семеновна. Извините… Я так и думал, что вас застану, – обратился он вдруг к Раскольникову, – то есть я ничего не думал… в этом роде… но я именно думал… Там у нас Катерина Ивановна с ума сошла, – отрезал он вдруг Соне, бросив Раскольникова.

Соня вскрикнула.

– То есть оно, по крайней мере, так кажется. Впрочем… Мы там не знаем, что и делать, вот что-с! Воротилась она – ее откуда-то, кажется, выгнали, может, и прибили… по крайней мере так кажется… Она бегала к начальнику Семена Захарыча, дома не застала; он обедал у какого-то тоже генерала… Вообразите, она махнула туда, где обедали… к этому другому генералу, и, вообразите, – таки настояла, вызвала начальника Семена Захарыча, да, кажется, еще из-за стола. Можете представить, что там вышло. Ее, разумеется, выгнали; а она рассказывает, что она сама его обругала и чем-то в него пустила. Это можно даже предположить… как ее не взяли – не понимаю! Теперь она всем рассказывает, и Амалии Ивановне, только трудно понять, кричит и бьется… Ах да: она говорит и кричит, что так как ее все теперь бросили, то она возьмет детей и пойдет на улицу, шарманку носить, а дети будут петь и плясать, и она тоже, и деньги собирать, и каждый день под окно к генералу ходить… «Пусть, говорит, видят, как благородные дети чиновного отца по улицам нищими ходят!» Детей всех бьет, те плачут. Леню учит петь «Хуторок», мальчика плясать, Полину Михайловну тоже, рвет все платья; делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы колотить, вместо музыки… Ничего не слушает… Вообразите, как же это? Это уж просто нельзя!

Лебезятников продолжал бы и еще, но Соня, слушавшая его едва переводя дыхание, вдруг схватила мантильку, шляпку и выбежала из комнаты, одеваясь на бегу. Раскольников вышел вслед за нею, Лебезятников за ним.

– Непременно помешалась! – говорил он Раскольникову, выходя с ним на улицу, – я только не хотел пугать Софью Семеновну и сказал: «кажется», но и сомнения нет. Это, говорят, такие бугорки, в чахотке, на мозгу вскакивают; жаль, что я медицины не знаю. Я, впрочем, пробовал ее убедить, но она ничего не слушает.

– Вы ей о бугорках говорили?

– То есть не совсем о бугорках. Притом она ничего бы и не поняла. Но я про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он и перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?

– Слишком легко тогда было бы жить, – ответил Раскольников.

– Позвольте, позвольте; конечно, Катерине Ивановне довольно трудно понять; но известно ли вам, что в Париже уже происходили серьезные опыты относительно возможности излечивать сумасшедших, действуя одним только логическим убеждением? Один там профессор, недавно умерший, ученый серьезный, вообразил, что так можно лечить. Основная идея его, что особенного расстройства в организме у сумасшедших нет, а что сумасшествие есть, так сказать, логическая ошибка, ошибка в суждении, неправильный взгляд на вещи. Он постепенно опровергал больного и, представьте себе, достигал, говорят, результатов! Но так как при этом он употреблял и души, то результаты этого лечения подвергаются, конечно, сомнению… По крайней мере, так кажется…

Раскольников давно уже не слушал. Поравнявшись с своим домом, он кивнул головой Лебезятникову и повернул в подворотню. Лебезятников очнулся, огляделся и побежал далее.

Раскольников вошел в свою каморку и стал посреди ее. «Для чего он воротился сюда?» Он оглядел эти желтоватые обшарканные обои, эту пыль, свою кушетку… Со двора доносился какой-то резкий, беспрерывный стук; что-то где-то как будто вколачивали, гвоздь какой-нибудь… Он подошел к окну, поднялся на цыпочки и долго, с видом чрезвычайного внимания высматривал во дворе. Но двор был пуст и не было видно стучавших. Налево, во флигеле, виднелись кой-где отворенные окна, на подоконниках стояли горшочки с жиденькой геранью. За окнами было вывешено белье… Все это он знал наизусть. Он отвернулся и сел на диван.

Никогда, никогда еще не чувствовал он себя так ужасно одиноким!

Да, он почувствовал еще раз, что, может быть, действительно возненавидит Соню, и именно теперь, когда сделал ее несчастнее. «Зачем ходил он к ней просить ее слез? Зачем ему так необходимо заедать ее жизнь? О, подлость!

– Я останусь один! – проговорил он вдруг решительно, – и не будет она ходить в острог!

Минут через пять он поднял голову и странно улыбнулся. Это была странная мысль. «Может, в каторге-то действительно лучше», – подумалось ему вдруг.

Он не помнил, сколько он просидел у себя, с толпившимися в голове его неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва остановилась и посмотрела на него с порога, как давеча он на Соню; потом уже прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.

Сочинение на тему «Себя или старушонку убил Родион Раскольников?» 4.00 /5 (80.00%) 2 votes

Ф.М. в своем романе «Преступление и наказание» изобразил личность – Родиона Раскольникова, недоучившегося студента юридического факультета. Родион имеет свое учение, теорию. Суть в том, что Родион Раскольников считал себя сверхчеловеком, которому дозволено убивать всех, кто будет мешать ему, добиваться своей цели. Разработав эту самую теорию и составив план. Теория Раскольникова заключалась в том, что нет равных людей перед Богом, моральным законом. По ней люди делятся на два типа: «твари дрожащие» и «право имеющие». Одни — «право имеющие», должны вершить судьбы людей, совершать все, что им вздумается. А вторые – неспособные на поступки, повинуются общественной нравственности, именно это, по мнению Раскольникова, лишает их свободы.