Забастовочное движение в ссср: взлёт и падение

11 июля 1989 года с шахтёрской забастовки в Кузбассе начались забастовки шахтёров по всей стране. Это были первые массовые забастовки в СССР. Толчком к началу массовых забастовок послужило ухудшение обеспечения шахтёрских регионов продовольственными и промышленными товарами в условиях тотального товарного дефицита, нараставшего в стране. Возмущение шахтёров накапливалось также из-за недостаточного обеспечения техники безопасности, участившейся гибели товарищей, стремлением к росту добычи угля, в то время как тонны угля лежали неотгруженными и т. д. Прекратив работу, оставив необходимое количество работников для сохранения жизнедеятельности шахт, рабочие вышли на улицы и площади городов. Порядок поддерживался силами бастующих, образовались забастовочные комитеты. Многотысячные митинги шахтёров продолжались по много часов. Стали появляться новые рабочие лидеры, выдвигаться кандидатуры в забастовочные комитеты. В июне 1989 года шахтёры Междуреченска передали большое письмо с перечнем своих требований в Верховный Совет СССР. 10 июля 1989 года около 300 шахтёров Междуреченска отказались спускаться в шахту и предъявили администрации около 20 требований. Главные из них были связаны с оплатой труда в вечернее и ночное время, с установлением единого выходного дня, обеспечением шахт и шахтёров моющими средствами и питанием во время работы под землей. Все эти вопросы могли быть решены почти немедленно на уровне городских властей и руководства отрасли. Но местный профсоюз угольщиков оказался не на стороне шахтёров, а на стороне властей. Это и вызвало взрыв возмущения в Междуреченске и во всем Кузбассе. Уже через два дня забастовка охватила все шахты Кемеровской области. Министр угольной промышленности Михаил Щадов дал телеграмму на шахты Кузбасса, обещая немедленно удовлетворить требования шахтёров. На сессии Верховного Совета СССР выступил и Михаил Горбачев. Он назвал требования шахтёров Кузбасса справедливыми и заявил, что ЦК КПСС и правительство страны могут дать твердые гарантии удовлетворения требований шахтеров Кузбасса. Однако, именно это выступление Михаила Сергеевича и вызвало взрыв недовольства и волну новых шахтерских забастовок, но уже по всей стране. Немалую часть требований бастующих составляли требования политического характера, не согласующиеся с общей тематикой забастовок и заведомо невыполнимые. Местное партийное и советское руководство в большинстве случаев запаздывало с реакцией, не вступало в диалог с бастующими. Потеряв доверие к местному руководству, забастовщики обращались напрямую к высшим законодательным и исполнительным органам страны. Шахтерские забастовки 1989 года стали одним из толчков к смене экономического и политического строя в 1991 году.


В марте 1991 года начался последний раунд шахтерских забастовок, ознаменовавших окончательный развал СССР. Это был финал длительной стачечной эпопеи, благодаря которой страна получила новый опыт взаимоотношений пролетариата и правящих элит.

«Так жить нельзя»

Двадцать пять лет назад, в конце марта 1991 года, министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов выступил по Центральному телевидению. Министр обнародовал предварительные итоги весенней серии забастовок. Только за один месяц стачек прямые подсчитанные потери отрасли составили четверть миллиарда рублей. При средней зарплате по Союзу около пятисот рублей — относительно немного. Однако были еще металлурги и машиностроители, понесшие из-за нехватки угля куда большие убытки. «Все это может привести к коллапсу советской экономики в целом», — предупредил Михаил Щадов.

Забастовки горняков за два года превратились в настоящее политическое бедствие, между очагами которого разрывалось разнообразное начальство. Кроме министра Щадова — советский премьер Рыжков (сказавший знаменитое «Так жить нельзя» именно по поводу жизни в Кузбассе), половина Политбюро, председатель совмина РСФСР Силаев. Чуть пониже — два первых секретаря по фамилии Мельников: Владимир — в Коми, Александр — в Кемеровской области. И отдельно — Борис Ельцин, во многом благодаря шахтерам ставший председателем Верховного совета РСФСР.

«В марте 1991-го мы вообще не хотели бастовать, — вспоминает Вячеслав Голиков, электрослесарь с кузбасской шахты «Первомайская», ставший руководителем областного совета рабочих комитетов. — Объявили стачку на один день. Чисто политические требования: отставка Горбачева, роспуск Совета народных депутатов СССР, поддержка Ельцину, Верховному совету РСФСР и дальнейшим реформам. Суверенитет России, по факту. Рассчитывал ли кто-то, что Горбачев испугается и уйдет? А почему нет? За два года стачек чего только не было. Но этого не произошло. И это также повлияло на то, что однодневная забастовка затянулась надолго, и по всей стране. Потому что за Кузбассом в стачку легли более 200 тысяч горняков в других регионах».

Начало: Воркута

«Наступающий 1989 год — год начала работы всех предприятий в условиях полного хозрасчета, самоокупаемости и самофинансирования, — напоминает предновогодняя передовица газеты «Заполярье», Воркута. — Надо быстрее устранять упущения, активнее подключать резервы, больше проявлять заботы о нуждах трудящихся».


Первая крупная шахтерская забастовка Кузбасса — Междуреченск, июль 1989 года

Через два месяца тон публикаций сменился: «Коллектив участка №9 шахты "Северная" вынужден был пойти на крайнюю меру, не найдя ни у кого ответов на волнующие их проблемы… 2 марта горняки не вышли из шахты и предъявили требования по условиям оплаты труда, сокращению аппарата шахты».

Крайняя мера — поскольку забастовка на «Северной» была едва ли не первой заметной акцией в цепи горняцких стачек на излете СССР. Причины пока экономические: последовательное урезание льгот и привилегий Крайнему Северу, наложенное на позднесоветский дефицит всего. «Северные в свое время были сто процентов, позже стали восемьдесят. Горняцкие доплаты срезали, отпуска уменьшали. Заманили одним, а вышло вот как», — говорит Леонид Коффе, приехавший в Воркуту из Томска ровно шестьдесят лет назад, в 1956 году.

В 1989 году Коффе работал заместителем главного инженера «Северной», и одну из первых забастовок угольщиков запомнил хорошо: «Активен был бригадир Юрий Василенко. Под его руководством смена три дня не выходила на поверхность, пока не приехали Михаил Щадов и первый секретарь Мельников. По телефону переговаривались, увещевали. Но ребята уперлись: не выйдем, пока не сделаете».

На собрании трудового коллектива министр Щадов признал требования справедливыми. И это правильно, уверен инженер: «Подземникам по сравнению с тем, кто в киоске газетном сидит, должны быть четкие, железные льготы — чтобы все видели, зачем он туда лезет».

Начало: Кузбасс


Претензии Кузбасса к руководству новой России сформулировались вскоре после распада СССР

«Это было 11 июля 1989 года. Жара, температура за тридцать, — вспоминает старт первой крупной забастовки Кузбасса Сергей Кислицын, в то время начальник участка на шахте имени Ленина, что в Междуреченске. — Увидел перед входом в административно-бытовой комбинат толпу шахтеров. Оказались соседи с шахты Шевякова — пришли к нам на шахту Ленина агитировать за забастовку».

Требования, говорит Кислицын, были не столько экономические, столько бытовые: «Мыло в душевых, портянки, условия на шахте. Руководители того времени считали, что все это несерьезно. Но когда шахта Ленина присоединилась к забастовке — проблемы были у всех одинаковые, — информация полетела на другие шахты: город-то шахтерский, все соседи. Это было как разорвавшаяся бомба»

О мыле, дефицит которого обнаружился не только в шахтерских душевых, и о том, что из продажи одновременно исчезли крупы, масло, макароны, мясо и колбаса, горняки сигнализировали с начала года. Повсюду, включая телепрограмму «Прожектор перестройки». Ответы, по российской традиции, приходили от тех, на кого жаловались, — в лучшем случае «факты подтверждаются не полностью». Как вспоминает Петр Бухтияров, возглавлявший несколько шахт региона, дошло до того, что люди собирались в шахты бросаться. Так что выходу на площадь не удивился никто. Хотя процесс впечатлил многих.

«Настроение одно: пусть руководство объяснит, как дальше работать, — рассказывает Кислицын. — Тысячи людей в черных шахтерских робах двигались в полной тишине. Молча. Только угольная пыль над ними висела. Моя жена тогда сынишку из детсада забирала и увидела это шествие. Ее первое впечатление: "Неужели война?!"».

Ждали всего. Не исключали и новочеркасский вариант развития событий. Профессор Кемеровского госуниверситета Александр Коновалов подтверждает, что такая вероятность была и были люди, готовые действовать именно так. «Но первый секретарь Мельников — мягкий, интеллигентный человек — не допустил бы этого, — уверен историк. — В Москве же власть просто растерялась, не знали как быть».

«Горняки, которые выходили на площади, искренне пытались изменить страну к лучшему, — уверен губернатор Кемеровской области Аман Тулеев, оценивший события четвертьвековой давности. — Мысли у них были светлые, многие их требования я и сейчас поддерживаю. Ведь они требовали самого необходимого — улучшения условий жизни и экологической ситуации, отмены талонов, борьбы с коррупцией и преступностью».

Угольный министр Щадов прибыл в Междуреченск на следующий день. Вопрос с мылом и другими бытовыми проблемами был решен сразу: выделить из госрезерва. Люди, уточнив прочие требования, разошлись. В Междуреченске стачка временно прекратилась. В остальном Кузбассе — только началась.


Очередная забастовка собрала на главной площади Междуреченска тысячи шахтеров

Требования

«Только и слышишь, как ребята головами о спинки кресел стукаются — бум-бум, бум-бум», — вспоминает член Новокузнецкого стачкома, горный мастер шахты «Байдаевская» Виктор Морозов сбор шахтерских делегаций в доме культуры в Прокопьевске. «Неделю до того никто не спал, на площадях все были, а сели — и стали вырубаться один за другим».

«Требования выдвигали уже от всего Кузбасса. А только у нашего стачкома был отпечатанный в типографии вариант, — отмечает Вячеслав Голиков. — Спорят-спорят, спорят-спорят — тут я выхожу, зачитываю наш первый тезис: "Экономическая самостоятельность предприятия". Затихли все. А потом: "Правильно, записываем!" Дальше опять спорят, выхожу я — второе им, третье. В конце концов мне и кричат: "Чего ты таскаешься? Стой там, говори сюда все, что есть". Раздали людям, те посмотрели, проголосовали».


Политические требования очень скоро вытеснили прежнюю экономическую повестку забастовок в Кузбассе

«А потом, — рассказывает Юрий Комаров, горнорабочий очистного забоя с шахты «Абашевская» и коллега Морозова по стачкому, — мы поняли, что работать так очень сложно: народу тысячи две, все кричат. Выбрали несколько человек от каждого города — пусть они обрабатывают требования, встречают правительственную комиссию и ведут переговоры. Дело пошло».

Тут вдруг выяснилось, что шахтеры, с их умением организовываться и решительно действовать, нужны всем. Власти РСФСР, без пяти минут новой России — для противодействия центру. Межрегиональной группе и прочим демократическим силам — для борьбы с партаппаратчиками. Появившимся новым профсоюзам — для стычек друг с другом и с официальным советским ВЦСПС.

Соглашение со стачечным комитетом Кузбасса подписали представители Совмина, ЦК и ВЦСПС. Среди пунктов соглашения были, например, требования помогать развивающимся странам с учетом реально складывающейся экономической ситуации и лишить привилегий первых руководителей всех рангов.

Пять листов по три колонки на каждом — «Требования трудящихся», «Ход выполнения», «Выводы и замечания». Пункт первый — требование: «Производить выплату вечерних и ночных смен согласно постановлению…»; выполнение: «Предприятия города этих средств не имеют». Выводы: «Вечерние решены».

Но с подписанием соглашения ситуация сама собой не улучшилась. «Люди приходили на смену, садились и говорили: "Начальник, зарплата будет? Если нет, в шахту не пойдем", — вспоминает Сергей Кислицын. — Поворачивались и уходили. И так месяцами. Катавасия с управлением: компартия сыпалась на глазах, другой власти еще не было. Рабочие комитеты лезли всюду, где можно было поруководить. А среди руководителей движения были те, кто, простите, с братом букварь скурил еще в третьем классе. Понимание крупного хозяйства, производственных отношений отсутствовало».

И все же, уверен Вячеслав Голиков, даже самые оригинальные экономические требования были вполне разумны: «Мы просили дать удочку, а рыбу наловим сами. После распада СССР шахтеры просили уже только рыбы как таковой». В набор «удочек», как указывает Юрий Комаров, входил, к примеру, банк с валютными счетами — созданный за восемь месяцев не без участия рабочих комитетов на базе Жилсоцбанка СССР. «Угольщики и металлурги получили возможность прямо торговать с заграницей, не перегоняя выручку в рубли», — поясняет Виктор Морозов.

Среди стачкомовских трофеев оказались четыре Ту-154М для Новокузнецкого авиаотряда: городской аэропорт решением центра превращался в международный. «Министр гражданской авиации ни в какую, — вспоминает Комаров. — Пришлось его пару раз стукнуть. Прямо в его кабинете».

Искушения

В связи со стачками тех времен приводят высказывание Михаила Горбачева по поводу региональных партийных организаций: «Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху». Сказано было не шахтерам и по совершенно другому поводу — но на горняцкое желание мыла, мяса и справедливости слова генсека легли наилучшим образом. Особенно когда речь зашла о создании параллельных структур власти — на уровне даже не регионов, но страны.

Представительство Новокузнецкого рабочего комитета находилось в Белом доме на 17-м этаже. «Ни у кого из стачкомов такого не было, — не скрывает гордости Комаров. — Поэтому на нас замкнулась общесоветская стачка».


Министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов (справа) появлялся везде, где вспыхивали шахтерские волнения

Виктор Морозов, отряженный в Москву, каждое утро сводил шахты с металлургическими комбинатами — чтобы не прерывался производственный процесс. «Принцип такой, — объясняет он. — Сегодня эта шахта отпускает уголь в Липецк и Магнитку, а эти бастуют. Завтра наоборот». Кроме прочего, Морозов следил за пополнением образованного при шахтерском движении фонда социальных гарантий. Шахтам, которым вообще перекрывали кислород, из него могли что-то подкинуть. Финансировали фонд металлургические комбинаты. Хочешь получать уголь, пополняй фонд.

Через искушение властью — не только экономической — прошли почти все. «1989 год, приезжают из Москвы партийцы, — вспоминает Вячеслав Голиков. — Говорят: "Мы вас в обком возьмем. А хотите — в Москву в ЦК". "Так я беспартийный", говорю. "Примем!"».

От места в партийной номенклатуре Голиков отказался — как и его коллеги. Впрочем, от работы со Старой площадью руководителей стачки это не избавило. «Пятнадцать делегатов по кабинетам ЦК бегают, — описывает Юрий Комаров один из визитов в Москву. — Отчеты толстенные собираем, которые для рабочих комитетов партийцы по итогам встреч готовили. Решили закурить. "Можно?" — "Можно, ребята, курите". Зря они это сказали: дым такой, что тараканы на всей Старой площади какие сдохли, какие на Солянку убежали. Инструктора окна открывают, а бесполезно. Шум, мат, "Беломор"...».

Одной из причин своего поражения стачкомовцы считают массовый поход активистов в депутаты всех уровней. «Растащили наших по углам, — рассуждает Комаров. — Через рабочий комитет проходили легко, и кампании никакой не надо было. А там дальше… Одному одно, другому другое — кого спаивали, кого запугивали, кого покупали — так и затягивало».

Через рабочий комитет в депутаты Кемеровского областного совета прошел и Аман Тулеев, впоследствии возглавивший областной парламент. «Он был известен как хороший железнодорожник, — объясняет Виктор Морозов. — При нем было прекрасно налажено снабжение шахт порожняком, мы до того страдали от нехватки вагонов».

И Морозов, и Комаров, и Голиков тоже стали областными депутатами. Сегодня они называют это не иначе как «разбазариванием рабочего комитета».

За что боролись…

Возможно ли сегодня повторение событий четвертьвековой давности, к примеру, в том же Междуреченске? «Наш русский менталитет таков, что может быть все, — откровенен Сергей Кислицын. — Яркий пример — горе 2010 года, взрыв на шахте "Распадская", где я работал заместителем гендиректора. Взрыв произошел в ночь с 8 на 9 мая. И уже десятого числа женщина, воспитатель детского сада, подняла полгорода. Вышла на площадь, давай голосить: "Зарплата маленькая, руководители шахт безопасностью не занимаются" — и подняла народ!»


Стачки в Кузбассе привлекли внимание сотен журналистов со всего мира

Переброска ОМОНа и приезд в Кузбасс Владимира Путина, в то время главы кабинета министров, потушили конфликт. Однако предпосылки к повторению чего-то подобного никуда не делись. «Здесь повсюду особо опасные объекты, — напоминает Кислицын. — Случись чего — пусть даже раздолбай палец не туда засунет, — на такой волне могут поднять хоть что». К тому же руководители угольных компаний идут по пути оптимизации. Цель — сохранить производство, но жизнь сокращенных рабочих и их семей от этого к лучшему не меняется.

«По иронии судьбы, практически все требования горняков и их лидеров оказались выполненными, — напоминает Аман Тулеев. - И сегодня мы пожинаем плоды шахтерских забастовок 1989-1991 годов. Требовали забастовщики выхода России из СССР — получили распад Советского Союза в декабре 1991 года. В экономической сфере: добивались самостоятельности предприятий угольной отрасли? Требовали разрешить шахтам и разрезам устанавливать свои нормы выработки? Добились! Настаивали на том, чтобы отменить дисциплинарный устав, ликвидировать государственную горно-техническую инспекцию? Дескать, мешают работать. Сделали! Требовали не проверять, не ощупывать горняков перед спуском в забой на предмет наличия табака, зажигалок, спичек? Теперь не проверяют».


В ходе поездки по Кузбассу в 1990 году Борис Ельцин обещал региону создание свободной экономической зоны и полное распоряжение добытым углем

«Мы боролись за социализм с человеческим лицом, — объясняет Валентин Копасов, в 1980-х — начальник участка шахты "Центральная", вошедший в руководство стачкома Воркуты. — А напоролись на мурло, мерзкую харю капитализма. Показать бы тогда ребятам картинку 2016-го года — вы хотите так? Уверен, многие захотели бы остаться в 1989-м. Рабочий был более защищен, более уважаем, труд был в почете. Знали бы, к чему приведет — держались бы подальше от забастовочной деятельности».

По мнению Амана Тулеева, в конечном итоге победы забастовщиков вылились в безудержную гонку за прибылью любой ценой, даже ценой человеческой жизни, и в преступное пренебрежение элементарными правилами безопасности. «Как следствие, — констатирует губернатор, — новые трагедии в шахтах, взрывы и похороны. За что боролись, на то и напоролись… Теперь уже новые поколения горняков протестуют против того, под чем слепо подписывались четверть века назад их отцы».

Судьба героев из забоев

Вячеслав Голиков вошел в высший консультационный совет при председателе Верховного совета РСФСР Борисе Ельцине. Вскоре после провозглашения новой России совет был распущен. Важнейшей нынешней проблемой бывший глава совета рабочих комитетов Кузбасса считает отсутствие свободы слова и действенных профсоюзов.

Валентин Копасов был заместителем главного редактора городской газеты «Час пик», пять раз избирался в горсовет Воркуты, один раз — депутатом парламента Республики Коми. В городском парламенте Копасов представляет «Единую Россию». «Наша Федерация не может существовать без партии власти», — уверен бывший шахтер.

Петр Бухтияров продолжил работу в Новокузнецке по линии Росуглепрофа: «Мы с Аманом Гумировичем капитальную борьбу с забастовщиками вели». Полтора десятка лет назад он вышел на пенсию, сейчас ему 83. Среди его коллег, заявивших о себе во время забастовок — вице-спикер Госдумы, секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов, некогда возглавлявший профком шахты «Есаульская».

Сергей Кислицын в прошлом году решением Амана Тулеева был назначен главой Междуреченска.

Полный кавалер знака «Шахтерская слава» 83-летний Леонид Коффе недавно получил особое отличие — удостоверение ветерана Воркуты. Его марш «Столица мира» в декабре прошлого года стал лауреатом муниципального конкурса песни «О любимом городе».

78-летний Виктор Морозов — помощник директора ЧОП, инспектор охраны. Пенсия — около 15 тысяч рублей. По словам Морозова, его подопечные получают больше, чем инспектор. Но для того, чтобы стать охранником, нужна лицензия и курс обучения. «А какая из меня в этом возрасте ученица?» — спрашивает Виктор.

58-летний пенсионер Юрий Комаров после забастовок испытывал трудности с устройством на работу. Нынешней зимой он ездил из Новокузнецка в Воркуту. Через две недели понял, что в забой идти уже не может: «Здоровье не то, а условия все те же». Вернулся в Кузбасс незадолго до трагедии на воркутинской шахте «Северная», где в феврале от взрывов метана погибли 36 шахтеров и горноспасателей.

Сообщение о начале затопления шахты «Северная» было обнародовано 6 марта 2016 года. Ровно через 27 лет после того, как бригада участка №9 отпраздновала успех своей сидячей забастовки — одной из первых акций в цепи стачек 1989-1991 годов.

НЕЗАВИСИМОЕ РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ В СССР В 1989-1991 ГОДАХ: НЕОЖИДАННОЕ НАЧАЛО («Альтернативы», 2008 г., № 2)
Рой Медведев

Отдельные забастовки происходили в Советском Союзе и во времена Н.С. Хрущева и Л.И. Брежнева. Все они были спонтанными и продолжались недолго. Почти во всех случаях рабочие и служащие протестовали против неожиданного для них изменения норм выработки и расценок, увеличения цен или ухудшения снабжения. Отдельные стачки были вызваны грубостью администрации. Главным арбитром при разрешении возникшего конфликта выступали чаще всего даже не партийные органы, а органы КГБ. Однако репрессии в отношении рядовых участников забастовок почти никогда не предпринимались, и в конечном счете власти соглашались на удовлетворение всех или хотя бы части требовании рабочих.
В 1986-1987 гг. число забастовок в СССР увеличилось; они происходили во многих отраслях и во многих регионах страны. Особенно много таких стачек происходило на предприятиях легкой промышленности, на стройках, на шахтах и рудниках. Наиболее часто эти забастовки происходили в Прибалтике и в Закавказье, а также в городах Поволжья. Печать об этих трудовых конфликтах не писала, они по-прежнему регистрировались только органами внутренних дел и КГБ. Все эти забастовки также были спонтанными и не сопровождались образованием стачечных комитетов. Они никак не были связаны друг с другом.

В 1988 году число забастовок в СССР снова увеличилось. В ходе некоторых забастовок выдвигались и политические требования. В Российской Федерации речь шла о недоверии руководству предприятия и замене или перевыборах этого руководства. В Армении и Азербайджане выдвигались и требования об изменении Конституции. О многих таких забастовках мы узнавали и из печати; в Советском Союзе начала проводиться политика расширения гласности и относительной свободы печати. Появились и первые попытки политического и научного анализа забастовок, например, в журнале "Рабочий класс и современный мир", который издавался тогда Институтом Международного рабочего движения АН СССР. Никто еще не делал тогда вывода о начале рабочего движения в СССР. Речь шла о досадном исключении. При этом официальное общественные организации, включая и профсоюзы, почти во всех случаях конфликта принимали сторону администрации предприятия.

В отличие от профсоюзов и от властей печать почти во всех случаях говорила об участниках забастовок с симпатией, отмечая достоинства стихийно появившихся рабочих лидеров. Журналисты писали о забастовках не как о чем-то заурядном и естественном, а как о чрезвычайном событии. При этом подчеркивалось, что почти во всех случаях требования бастующих были справедливыми, и они были удовлетворены в кратчайшие сроки и без серьезных усилий. Ситуация изменилась существенно и неожиданно для властей страны летом 1989 года. По стране прошли небывалая в прошлом полна забастовок. При этом требования рабочих были более чем справедливы, но у государства не имелось достаточно экономических, политических и иных ресурсов для их быстрого выполнения. Это привело к расширению и углублению возникшего в стране рабочего движения. Это движение углубило уже начавшийся в стране экономический и политический кризис и стало весомой частью самого этого кризиса. Наиболее активно в этом движении выступили шахтеры. И это не было случайным.

Рост напряжения и недовольства в шахтерских регионах страны накапливался уже несколько лет, и для этого было много оснований. Когда-то шахтеры считались элитой рабочего класса Советского Союза, но в 80-е годы общий уровень жизни в угольных районах страны стал медленно, а потом и все более заметно ухудшаться. Уже в 1988году только в Кузбассе было около 15 спонтанных забастовок, но власти не смогли ни предугадать, ни предупредить негативного развития событий.

В июне 1989 года шахтеры Междуреченска передали большое письмо с перечислением своих требований в Верховный Совет СССР, но оно не было рассмотрено и, видимо, даже не было прочитано. Терпение шахтеров кончилось, когда из магазинов города Междуреченска исчезло мыло. 10 июля 1989 года около 300 шахтеров Междуреченска отказались спускаться в шахту и предъявили администрации около 20 требований. Главные из этих требований были связаны с оплатой труда в вечернее и ночное время, с установлением единого выходного дня, с полным обеспечением шахт и шахтеров моющими средствами и питанием во время работы под землей.

Все эти вопросы могли быть решены почти немедленно и на уровне городских властей и руководства отрасли. Но власти были возмущены самим фактом стачки, местный профсоюз угольщиков оказался не на стороне шахтеров, а на стороне властей. Это и вызвало взрыв возмущения в Междуреченске и во всем Кузбассе. Уже через два дня забастовка охватила все шахты Кемеровской области. Министр угольной промышленности М.И. Щадов, человек среди шахтеров популярный, всю жизнь проработавший в угольной промышленности, дал телеграмму на шахты Кузбасса, обещая немедленно удовлетворить требования шахтеров. На сессии Верховного Совета СССР выступил и Михаил Горбачев. Он назвал требования шахтеров Кузбасса "справедливыми" и заявил, что ЦК КПСС и правительство страны могут дать "твердые гарантии удовлетворения требований шахтеров Кузбасса". Однако именно это выступление М.Горбачева вызвало взрыв недовольства и волну новых шахтерских забастовок, но уже по всей стране. Правительство давало гарантии почему-то только шахтерам Кузбасса, хотя положение дел в других угольных регионах было не лучшим, а в ряде районов даже худшим, чем в Кузбассе.

В Донецком регионе первыми забастовали пять шахт в Макеевке. Однако к 17 июля забастовка охватила все шахты таких городов, как Донецк, Горловка, Дзержинск, Енакиево, Красноармейск и других. 18 июля забастовку поддержали горняки Ворошиловградской и Днепропетровской областей, а 20 июля остановились и все 12 шахт Львовской области. 21 июля забастовка охватила все шахты Воркутинского бассейна. В эти же дни остановились и те шахты Кузбасса, которые сразу не присоединились к забастовке, В некоторых городах, например в Прокопьевске, к забастовке присоединились и все предприятия города. На шахтах и в поселках горняков создавались стачкомы. Были организованы во многих случаях и объединенные городские и областные стачкомы. Расширялись и требования шахтеров; они требовали улучшения техники безопасности и механизации своего труда, а также улучшения жилищных условий для своих семей. Стачкомы действовали как органы власти, следили за порядком, охраняли магазины и склады, руководили проведением митингов. Все местные власти, милиция, а также профсоюзы после первой волны растерянности и страха стали проявлять предельную лояльность к стачкомам и забастовщикам, которые собирались каждый день на своих шахтах, но не спускались под землю. Во всех регионах огромной страны забастовки проходили по одной схеме, что очень сильно озадачивало и руководство отрасли, и Политбюро ЦК КПСС.

Забастовки происходили и во многих других отраслях народного хозяйства, но они не имели там столь массового характера и такой организации, как в шахтерских регионах. Председатель КГБ СССР Виктор Чебриков докладывал на одном из заседаний Политбюро в самом конце лета 1989 года, что разного рода забастовки происходят в 46 областях страны, и что во многих случаях забастовочные комитеты самовольно снимают с должностей специалистов и руководителей предприятий. Эти же стачкомы ликвидируют сотни кооперативов. "Надо разрушать эту структуру", - говорил о стачкомах Председатель КГБ.

Санкцию на "разрушение" стачкомов ни КГБ, ни МВД не получили. Михаил Горбачев просто из знал, что делать, и даже, что говорить по поводу неожиданно развернувшегося в стране рабочего протестного движения. Параллельно с рабочим движением в СССР нарастало национальное движение, и оно вызывало у М.С.Горбачева и у ЦК КПСС гораздо большее бесспокойство. Забастовками, стачкомами и требованиями шахтеров и других рабочих было поручено заниматься Совету Министров СССР и персонально Николаю Рыжкову. Но и он не слишком хорошо знал, что и как делать. Позднее Николай Рыжков вспоминал: "Забастовка из Кузбасса перекинулась в Донбасс, в Караганду, в Печорский угольный бассейн. Бастовала практически вся отрасль, и десять дней и ночей шахтерские беды будоражили страну, да и убытки были огромны. К забастовщикам на переговоры немедленно выехали мои заместители, в каждый регион. В самый горячий момент вновь назначенный министр угольной промышленности Щадов безвылазно сидел в Кузбассе и Донбассе, вел бесконечные дебаты с горняками, московским начальством и настырными до одури журналистами. Сам я, пожалуй, впервые в истории наших ЧП - никуда из Москвы не уехал. Просто не потребовалось. Совет Министров превратился в некий столичный филиал межрегионального забастовочного комитета: такого официально не возникло, может быть, потому, что он стихийно существовал в Москве. Каждый день я встречался с представителями различных шахтерских движений, каждый день спорил с ними до хрипоты. Они, предусмотрительные, все наши совместные решения фиксировали, непременно требовали вшей визы на протоколе, все наши беседы на диктофоне писали, потом прокручивали запись через репродукторы: мол, не зря съездили. Коридоры Кремля и приемная Предсовмина превратились в шахтерскую "нарядную". Иногда, даже поздней ночью, я соединялся по телефону с Горбачевым и говорил по тому или иному вопросу, который выходил за пределы моей компетенции и должен был решаться в Верховном Совете СССР. Он неизменно отвечал: "Действуй, как считаешь нужным. Я со всем согласен". Он всегда хотел остаться в стороне. Кстати, и шахтеры не очень-то требовали его подписи".

На этот раз о событиях в угольных регионах мы узнавали из газет. Местная партийная печать в июле 1989 года почти целиком была посвящена проблемам шахтеров. Такие газеты, как "Знамя Шахтера" (Междуреченск) или "3аполярье" (Воркута) публиковали полный перечень требований и предложений трудящихся, писали о забастовках также центральные газеты, в том числе "Правда", "Советская Россия", "Аргументы и факты". Во многих случаях рабочие требовали самого простого: выдавать в срок спецодежду, надежно обеспечить шахты питьевой водой, убрать из шахтерских городов и поселков спецкомендатуры, решить вопросы трудоустройства в шахтерских городах женщин и подростков, увеличить пособия семьям погибших шахтеров, увеличить пенсии подземным рабочим, непрерывно проработавшим на шахте 25 лет, всем подземным рабочим за работу в опасных условиях производить доплату 10% к тарифным ставкам. Рабочие требовали улучшить снабжение шахтерских городов продуктами питания, а также увеличить здесь жилищное строительство. Во многих случаях рабочие ссылались на уже давно принятые решения, например, об увеличении оплаты труда вечерних и ночных смен, которые на предприятиях не выполнялись из-за отсутствия выделенных бюджетом средств. Рабочие требовали навести порядок в больницах и родильных домах, где не хватало медикаментов и даже шприцов.

Всеобщая шахтерская забастовка продолжалась десять дней, и о ней писали в осенних анализах к отчетах, а также в популярных журналах как о "горном ударе", о "жарком июле", как о "десяти днях, которые потрясли СССР". И местным властям, и союзным органам власти, а тем более администрации предприятий пришлось уступить. Все те требования, которые можно было выполнить немедленно или в короткие сроки, были выполнены. Речь шла о повышении расценок за работу в опасных условиях, о нормах выдачи спецодежды, о питьевой воде, об увеличении пособий семьям погибших шахтеров и т.п. Те требования, которые требовали для своего выполнения нескольких месяцев или года, были также приняты властями, и на этот счет были подписаны соглашения между стачкомами и представителями власти разных уровней. Разного рода общие требования - о строительстве дворцов спорта, создании национальных парков, строительстве новых жилых домов и больниц, о сокращении численности администрации - были также зафиксированы в соглашениях как справедливые и подлежащие выполнению. Были, однако, среди требований шахтеров и явно невыполнимые по тем временам. По поводу этих требований в соглашениях говорилось: "Принять к сведению".

В Кузбассе забастовка была прекращена 21 июля 1989 года. Еще через несколько дней возобновили работу шахты Воркуты и Донбасса. Позже других вернулись в шахты горняки Караганды, которые позже начали и свою забастовку. Общие потери для экономики были значительны, и Н. Рыжков оценивал их в несколько миллиардов рублей. Пострадали транспорт и металлургия. Однако эта встряска была для руководства страны и для общественности не только неожиданной, но и полезной. Многие из нас, депутатов Верховного Совета СССР, были поражены масштабом накопившихся проблем и общей неустроенностью и бедностью шахтерских городов и рабочих поселков. Руководство страны начало срочно направлять в угольные регионы СССР большие партии потребительских товаров, большая часть которых специально для этого закупалась на внешних рынках. Однако полностью вернуть ситуацию к исходным позициям было теперь уже невозможно. Е стране развивался экономический кризис и возможности государства осенью 1989 года были невелики.

Разрозненное стачки и вспышки недовольства происходили в эти месяцы по всем почти отраслям, включая даже оборонную промышленность. В шахтерских регионах появились авторитетные лидеры. Никто не торопился распускать стачкомы. В Советском Союзе возникло то, что принято называть независимым рабочим движением, и это движение возглавляли не официальные профессиональные союзы, а стихийно возникшие рабочие организации, которые быстро устанавливали связь друг с другом. Они были очень активны. Когда в августе 1989 года выполнение одного из требований шахтеров Кузбасса было задержано, стачком области сразу же дал телеграмму в Москву премьеру Н.И. Рыжкову. В телеграмме говорилось, что кемеровские шахтеры готовы возобновить свою забастовку.

Рабочее движение в 1990 году.

Осенью 1989 года в Советском Союзе начало возникать не только рабочее движение, но и несколько оппозиционных политических и националистических движений. В Москве во главе политической оппозиции стояла Межрегиональная группа народных депутатов СССР, возглавляемая Б.Н. Ельциным, А.Д. Сахаровым и Г.Х. Поповым. В Ленинграде образовалось несколько оппозиционных, но консервативных по своей идеологии коммунистических групп. Все эти группы пытались тогда установить какие-то связи с рабочим движением и привлечь на свою сторону новых рабочих лидеров. Это меняло в сам характер рабочего движения, так как среди его требований все чаще и чаще появлялись требования политического характера. Рабочие забастовки становились порой сильным средством для решения не столько экономических, сколько политических проблем. Чаще всего это совмещение экономических и политических требований и лозунгов заводило рабочее движение в тупик, так как неясно было - кто и как мог бы выполнить хотя бы часть этих требований.

Так, например, еще в октябре 1989 года в Печорском угольном бассейне вновь вспыхнула массовая шахтерская забастовка, которая с 25 октября стала в этом северном регионе всеобщей. В большом перечне требований шахтеров на первых местах стояли политические требования. Шахтеры заявляли о необходимости ликвидировать монополию бюрократического и административного аппарата в области управления и распределения ресурсов в стране, поддержать платформу Межрегиональной депутатской группы, обеспечить все стачечные комитеты множительной техникой и компьютерами, расширить права и возможности Союза объединенных кооператоров СССР для их поддержки шахтерам в продаже на внешних рынках сверхпланового угля и закупки товаров народного потребления и т.д. Многие из этих требований были не очень хорошо понятны рядовым шахтерам и в них чувствовалось постороннее влияние. В других угольных регионах ноябрьская стачка шахтеров Воркуты не была поддержана, и к 10 ноября 1989 года она завершилась после переговоров с комиссией Совета Министров СССР. Уступки властей на этот раз были минимальными, однако и попытка объявить стачкомы незаконными, так как они не были вообще предусмотрены новым законом о порядке разрешения трудовых конфликтов, также оказалась неудачной.

Зима 1989/1990 г. прошла относительно спокойно, добыча угля в 1989 году, как и ожидалось, сократилась - с 467 млн. тонн в 1988 году до 447 млн. тонн в 1989 году, хотя по плану был намечен рост на 10-15 млн. тонн. Однако весной 1990 года забастовки возобновились, они проводились в разных отраслях промышленности, но шахтерские регионы в этом деле продолжали доминировать. Быстро создавались структуры по руководству рабочим и в первую очередь шахтерским движением, которые открыто и громко заявляли о своей независимости и от партии, и от Советов, и от профсоюзных организаций, и от руководства отраслей и предприятий. Одной из первых независимых рабочих организаций стал созданный еще в августе 1989 года оргкомитет Конфедерации труда (КТ). В его состав вошли представители Межгородского рабочего клуба, Союза рабочих Литвы, независимого союза научных учреждений АН СССР, множество либеральных и социал-демократических групп из разных регионов, а также объединений разного рода кооперативных предприятий, которые взяли на себя финансирование всей работы по созданию "независимого рабочего движения". Результатом работы Оргкомитета стал проведенный 30 апреля - 2 мая в Новокузнецке учредительный съезд движения, на котором и было провозглашено создание Конфедерации труда.

В основу всех первых разработок и тезисов Оргкомитета КТ легли постулаты и документы Межрегиональной депутатской группы и ряда других либерально-демократических групп. Однако уже на Учредительном съезде в Новокузнецке в качестве коллективных членов в КТ вступили недавно созданные Марксистская платформа в КПСС, Марксистская рабочая партия и Демократическая рабочая партия (марксистская). На конец 1990 года именно КТ заявляла о себе как о лидере в независимом рабочем движении в СССР. Однако параллельно КТ в стране возникло еще много других рабочих организаций, претендующих на лидерство, или, во всяком случае, на самостоятельность - Объединенный фронт трудящихся (ОФТ),межрегиональное объединение "Рабочий", Объединение "Пролетарий", Союз рабочих комитетов Ленинграда, Союз рабочих Баку и т.д. Шахтеры шли в этом движении отдельно. В июне 1990 года в Донецке был созван Первый съезд шахтеров СССР, на который прибыло более 500делегатов из всех угольных регионов СССР. В составе съезда на 80% были делегаты из рабочих и около 17% - делегаты от инженерно-технического персонала шахт.

Развитию независимого рабочего движения сопутствовало и расширение забастовочного движения, которое охватило многие новые регионы и новые отрасли. Волна забастовок прокатилась уже весной 1990 года по всем почти областям и республикам страны. 11 июля 1990 года в СССР была проведена однодневная политическая забастовка, в которой, по данным ее организаторов, приняло участие несколько миллионов рабочих. Демократическая печать и политические оппоненты Михаила Горбачева и всей КПСС торжествовали. "С диктатурой покончено, - говорилось в редакционной статье "Московских новостей". - Независимое рабочее движение - такая же политическая реальность сегодняшнего Советского Союза, как и множество новых партий или национальных народных фронтов и движений. Как и все наше общество, рабочее движение не едино. Но главный его поток, отличающийся мощью и организованностью что еще раз подтвердила однодневная политическая стачка 11 июля, сливается с общедемократическим движением в стране. Переустройство общества перестает быть уделом узкой группы реформаторов".

В печати публиковалось много материалов о выдвинувшихся в течение года лидерах рабочего движения: Вячеславе Голикове, Юрии Герольде, Михаиле Соболе и других. В коммунистической печати осенью 1990 года и весной 1991 года появилось множество статей, авторы которых пытались как-то проанализировать сам феномен рабочего движения в СССР, его причины, политический потенциал, проблему безработицы, даже проблемы прибавочного продукта и нормы "эксплуатации" советского рабочего - слово "эксплуатация" помещалось в кавычки.

Неожиданный тупик и конец рабочего движения в СССР.

Многие наблюдатели ждали в 1991 году расширения и углубления рабочего движения в СССР. Однако само государство в 1991 году не выдержало испытания на прочность и начало распадаться. Еще в самом конце 1990 года в Верховный Совет СССР было внесено несколько законопроектов, связанных с рабочим движением в стране. Однако не только принять, но даже обсуждать эти законопроекты у нас, депутатов, не было никакой возможности. Было много более срочных дел. К тому же новые законопроекты нельзя было согласовать с другими законами, даже с Конституцией СССР. Забастовочное движение 1989-1990 гг. происходило, как выражаются юристы, "вне правового поля". Что касается шахтерских забастовок, то они могли считаться вдвойне незаконными, ибо угольная промышленность относилась к тем стратегическим отраслям, забастовки в которых были запрещены. Власти страны и руководство КПСС открыто и достаточно громко говорили о справедливости недовольства и требований рабочих. Но никто не мог признать законности самих забастовок, а тем более разного рода политических и иных ультиматумов, которых было также немало.

Бурно начавшееся рабочее движение начало заходить в тупик. Уже забастовки, которые проводились поздней осенью 1990 года, а тем более весенние забастовки 1991 года были просто проигнорированы и властями и СМИ. В СССР происходило весной 1991 года множество других событий, которые казались более важными, чем забастовки. У руководства страны не было весной 1991 года никаких политических и экономических ресурсов, чтобы удовлетворить требования стачкомов. Советскому Союзу перестали давать кредиты на покупку продовольственных и других потребительских товаров, которые в 1989 и в 1990 гг. в довольно больших количествах поступали в шахтерские регионы. Но теперь этот поток товаров иссяк.

В стране развивался общий экономические кризис, быстро росли цены на все товары. Уровень жизни ухудшался от месяца к месяцу, даже от недели к неделе. Забастовки начали охватывать и многие другие регионы,б астовали рабочие Урала и Поволжья. Угрозы забастовки звучали из цехов АвтоВАЗа и от других рабочих автомобильных заводов. Но в это же время по шахтерским и по рабочим регионам прошла волна отставок руководящих работников предприятий и трестов, а также секретарей партийных комитетов. Никто не хотел идти работать в "проблемные" регионы.

Метался по городам и поселкам Кемеровской области Народный депутат Российской Федерации и недавний председатель Кемеровского областного Совета Аман Тулеев. Он уже очень мало общался с шахтерскими стачкомами. Теперь надо было обеспечить не только шахтеров, но и все население области самыми необходимыми для нормальной жизни товарами. Надо было найти средства на регулярную выплату зарплаты учителям, врачам, служащим районной и областной администрации. Надо было во время выплачивать пенсии старым и больным людям.

В Советском Союзе в 1991 году стали появляться научные работы и даже научные центры по изучению рабочего движения. С циклом статей о рабочем движении как главной силе демократии вступил профессор Леонид Гордон из института проблем рабочего движения и сравнительной политологии АН СССР. О политическом потенциале рабочего движения и о противостоянии официальных профсоюзов к новых рабочих организаций писал сотрудник Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Эдуард Клопов. О революционном характере новой волны стачек и забастовок писал в журнале "Коммунист" будущий певец рыночного капитализма Алексей Улюкаев.

Шахтеры разных регионов, а также рабочие некоторых других отраслей, не получая отклика ни от местных властей, ни из Москвы, начали прибегать к новым формам протеста. Еще в сентябре 1990 года большие группы и делегации от шахтерских регионов начали прибывать в Москву и создавать палаточный городок близ гостиницы "Россия". Здесь, вблизи Кремля, жили многие из народных депутатов СССР и РСФСР. Этот шахтерский поселок в Москве стал весьма колоритной "деталью" Москвы. Фотографии бедствующих и протестующих шахтеров часто публиковались в эти месяцы в российское и зарубежной печати. Делегации от шахтеров могли тогда пройти для беседы и для предъявления своих требований почти в любой кабинет в Кремле, на Старой площади, в здании Совета Министров СССР, в органах власти РСФСР. С ними никто не отказывался беседовать, но уже никто не мог не только помочь, но даже обещать. Да и сами шахтеры видели - магазины в Москве были пусты, и жители города питались и жили все хуже и хуже.

К лету 1991 года рабочее движение в СССР начало само собой стихать и сокращаться. Вся страна погружалась в кризис. Государство начало распадаться и никакие объединенные стачкомы или федерации трудящихся помешать этому не могли.

В Политбюро ЦК КПСС. По записям А. Черняева, В. Медведева, Г. Шахназарова. 1985-1991. М.: 2006, с. 507.

Рыжков Н.И. Десять лет великих потрясений. М.: 1995. С.407-408.

"Коммунист", 1991, №10.


В марте 1991 года начался последний раунд шахтерских забастовок, ознаменовавших окончательный развал СССР. Это был финал длительной стачечной эпопеи, благодаря которой страна получила новый опыт взаимоотношений пролетариата и правящих элит. Корреспондент «Ленты.ру» посетил Кузбасс и Воркуту, чтобы поговорить с участниками тех событий, положивших конец советской экономике и стране в целом.

«Так жить нельзя»

Двадцать пять лет назад, в конце марта 1991 года, министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов выступил по Центральному телевидению. Министр обнародовал предварительные итоги весенней серии забастовок. Только за один месяц стачек прямые подсчитанные потери отрасли составили четверть миллиарда рублей. При средней зарплате по Союзу около пятисот рублей — относительно немного. Однако были еще металлурги и машиностроители, понесшие из-за нехватки угля куда большие убытки. «Все это может привести к коллапсу советской экономики в целом», — предупредил Михаил Щадов.

Забастовки горняков за два года превратились в настоящее политическое бедствие, между очагами которого разрывалось разнообразное начальство. Кроме министра Щадова — советский премьер Рыжков (сказавший знаменитое «Так жить нельзя» именно по поводу жизни в Кузбассе), половина Политбюро, председатель совмина РСФСР Силаев. Чуть пониже — два первых секретаря по фамилии Мельников: Владимир — в Коми, Александр — в Кемеровской области. И отдельно — Борис Ельцин, во многом благодаря шахтерам ставший председателем Верховного совета РСФСР.

«В марте 1991-го мы вообще не хотели бастовать, — вспоминает Вячеслав Голиков, электрослесарь с кузбасской шахты «Первомайская», ставший руководителем областного совета рабочих комитетов. — Объявили стачку на один день. Чисто политические требования: отставка Горбачева, роспуск Совета народных депутатов СССР, поддержка Ельцину, Верховному совету РСФСР и дальнейшим реформам. Суверенитет России, по факту. Рассчитывал ли кто-то, что Горбачев испугается и уйдет? А почему нет? За два года стачек чего только не было. Но этого не произошло. И это также повлияло на то, что однодневная забастовка затянулась надолго, и по всей стране. Потому что за Кузбассом в стачку легли более 200 тысяч горняков в других регионах».

Начало: Воркута

«Наступающий 1989 год — год начала работы всех предприятий в условиях полного хозрасчета, самоокупаемости и самофинансирования, — напоминает предновогодняя передовица газеты «Заполярье», Воркута. — Надо быстрее устранять упущения, активнее подключать резервы, больше проявлять заботы о нуждах трудящихся».

Через два месяца тон публикаций сменился: «Коллектив участка №9 шахты "Северная" вынужден был пойти на крайнюю меру, не найдя ни у кого ответов на волнующие их проблемы… 2 марта горняки не вышли из шахты и предъявили требования по условиям оплаты труда, сокращению аппарата шахты».

Крайняя мера — поскольку забастовка на «Северной» была едва ли не первой заметной акцией в цепи горняцких стачек на излете СССР. Причины пока экономические: последовательное урезание льгот и привилегий Крайнему Северу, наложенное на позднесоветский дефицит всего. «Северные в свое время были сто процентов, позже стали восемьдесят. Горняцкие доплаты срезали, отпуска уменьшали. Заманили одним, а вышло вот как», — говорит Леонид Коффе, приехавший в Воркуту из Томска ровно шестьдесят лет назад, в 1956 году.

В 1989 году Коффе работал заместителем главного инженера «Северной», и одну из первых забастовок угольщиков запомнил хорошо: «Активен был бригадир Юрий Василенко. Под его руководством смена три дня не выходила на поверхность, пока не приехали Михаил Щадов и первый секретарь Мельников. По телефону переговаривались, увещевали. Но ребята уперлись: не выйдем, пока не сделаете».

На собрании трудового коллектива министр Щадов признал требования справедливыми. И это правильно, уверен инженер: «Подземникам по сравнению с тем, кто в киоске газетном сидит, должны быть четкие, железные льготы — чтобы все видели, зачем он туда лезет».

Начало: Кузбасс

«Это было 11 июля 1989 года. Жара, температура за тридцать, — вспоминает старт первой крупной забастовки Кузбасса Сергей Кислицын, в то время начальник участка на шахте имени Ленина, что в Междуреченске. — Увидел перед входом в административно-бытовой комбинат толпу шахтеров. Оказались соседи с шахты Шевякова — пришли к нам на шахту Ленина агитировать за забастовку».

Требования, говорит Кислицын, были не столько экономические, столько бытовые: «Мыло в душевых, портянки, условия на шахте. Руководители того времени считали, что все это несерьезно. Но когда шахта Ленина присоединилась к забастовке — проблемы были у всех одинаковые, — информация полетела на другие шахты: город-то шахтерский, все соседи. Это было как разорвавшаяся бомба».

О мыле, дефицит которого обнаружился не только в шахтерских душевых, и о том, что из продажи одновременно исчезли крупы, масло, макароны, мясо и колбаса, горняки сигнализировали с начала года. Повсюду, включая телепрограмму «Прожектор перестройки». Ответы, по российской традиции, приходили от тех, на кого жаловались, — в лучшем случае «факты подтверждаются не полностью». Как вспоминает Петр Бухтияров, возглавлявший несколько шахт региона, дошло до того, что люди собирались в шахты бросаться. Так что выходу на площадь не удивился никто. Хотя процесс впечатлил многих.

«Настроение одно: пусть руководство объяснит, как дальше работать, — рассказывает Кислицын. — Тысячи людей в черных шахтерских робах двигались в полной тишине. Молча. Только угольная пыль над ними висела. Моя жена тогда сынишку из детсада забирала и увидела это шествие. Ее первое впечатление: "Неужели война?!"».

Ждали всего. Не исключали и новочеркасский вариант развития событий. Профессор Кемеровского госуниверситета Александр Коновалов подтверждает, что такая вероятность была и были люди, готовые действовать именно так. «Но первый секретарь Мельников — мягкий, интеллигентный человек — не допустил бы этого, — уверен историк. — В Москве же власть просто растерялась, не знали как быть».

«Горняки, которые выходили на площади, искренне пытались изменить страну к лучшему, — уверен губернатор Кемеровской области Аман Тулеев, оценивший события четвертьвековой давности. — Мысли у них были светлые, многие их требования я и сейчас поддерживаю. Ведь они требовали самого необходимого — улучшения условий жизни и экологической ситуации, отмены талонов, борьбы с коррупцией и преступностью».

Угольный министр Щадов прибыл в Междуреченск на следующий день. Вопрос с мылом и другими бытовыми проблемами был решен сразу: выделить из госрезерва. Люди, уточнив прочие требования, разошлись. В Междуреченске стачка временно прекратилась. В остальном Кузбассе — только началась.

Требования

«Только и слышишь, как ребята головами о спинки кресел стукаются — бум-бум, бум-бум», — вспоминает член Новокузнецкого стачкома, горный мастер шахты «Байдаевская» Виктор Морозов сбор шахтерских делегаций в доме культуры в Прокопьевске. «Неделю до того никто не спал, на площадях все были, а сели — и стали вырубаться один за другим».

«Требования выдвигали уже от всего Кузбасса. А только у нашего стачкома был отпечатанный в типографии вариант, — отмечает Вячеслав Голиков. — Спорят-спорят, спорят-спорят — тут я выхожу, зачитываю наш первый тезис: "Экономическая самостоятельность предприятия". Затихли все. А потом: "Правильно, записываем!" Дальше опять спорят, выхожу я — второе им, третье. В конце концов мне и кричат: "Чего ты таскаешься? Стой там, говори сюда все, что есть". Раздали людям, те посмотрели, проголосовали».

«А потом, — рассказывает Юрий Комаров, горнорабочий очистного забоя с шахты «Абашевская» и коллега Морозова по стачкому, — мы поняли, что работать так очень сложно: народу тысячи две, все кричат. Выбрали несколько человек от каждого города — пусть они обрабатывают требования, встречают правительственную комиссию и ведут переговоры. Дело пошло».

Тут вдруг выяснилось, что шахтеры, с их умением организовываться и решительно действовать, нужны всем. Власти РСФСР, без пяти минут новой России — для противодействия центру. Межрегиональной группе и прочим демократическим силам — для борьбы с партаппаратчиками. Появившимся новым профсоюзам — для стычек друг с другом и с официальным советским ВЦСПС.

Соглашение со стачечным комитетом Кузбасса подписали представители Совмина, ЦК и ВЦСПС. Среди пунктов соглашения были, например, требования помогать развивающимся странам с учетом реально складывающейся экономической ситуации и лишить привилегий первых руководителей всех рангов.

Пять листов по три колонки на каждом — «Требования трудящихся», «Ход выполнения», «Выводы и замечания». Пункт первый — требование: «Производить выплату вечерних и ночных смен согласно постановлению…»; выполнение: «Предприятия города этих средств не имеют». Выводы: «Вечерние решены».

Но с подписанием соглашения ситуация сама собой не улучшилась. «Люди приходили на смену, садились и говорили: "Начальник, зарплата будет? Если нет, в шахту не пойдем", — вспоминает Сергей Кислицын. — Поворачивались и уходили. И так месяцами. Катавасия с управлением: компартия сыпалась на глазах, другой власти еще не было. Рабочие комитеты лезли всюду, где можно было поруководить. А среди руководителей движения были те, кто, простите, с братом букварь скурил еще в третьем классе. Понимание крупного хозяйства, производственных отношений отсутствовало».

И все же, уверен Вячеслав Голиков, даже самые оригинальные экономические требования были вполне разумны: «Мы просили дать удочку, а рыбу наловим сами. После распада СССР шахтеры просили уже только рыбы как таковой». В набор «удочек», как указывает Юрий Комаров, входил, к примеру, банк с валютными счетами — созданный за восемь месяцев не без участия рабочих комитетов на базе Жилсоцбанка СССР. «Угольщики и металлурги получили возможность прямо торговать с заграницей, не перегоняя выручку в рубли», — поясняет Виктор Морозов.

Среди стачкомовских трофеев оказались четыре Ту-154М для Новокузнецкого авиаотряда: городской аэропорт решением центра превращался в международный. «Министр гражданской авиации ни в какую, — вспоминает Комаров. — Пришлось его пару раз стукнуть. Прямо в его кабинете».

Искушения

В связи со стачками тех времен приводят высказывание Михаила Горбачева по поводу региональных партийных организаций: «Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху». Сказано было не шахтерам и по совершенно другому поводу — но на горняцкое желание мыла, мяса и справедливости слова генсека легли наилучшим образом. Особенно когда речь зашла о создании параллельных структур власти — на уровне даже не регионов, но страны.

Представительство Новокузнецкого рабочего комитета находилось в Белом доме на 17-м этаже. «Ни у кого из стачкомов такого не было, — не скрывает гордости Комаров. — Поэтому на нас замкнулась общесоветская стачка».

Виктор Морозов, отряженный в Москву, каждое утро сводил шахты с металлургическими комбинатами — чтобы не прерывался производственный процесс. «Принцип такой, — объясняет он. — Сегодня эта шахта отпускает уголь в Липецк и Магнитку, а эти бастуют. Завтра наоборот». Кроме прочего, Морозов следил за пополнением образованного при шахтерском движении фонда социальных гарантий. Шахтам, которым вообще перекрывали кислород, из него могли что-то подкинуть. Финансировали фонд металлургические комбинаты. Хочешь получать уголь, пополняй фонд».

Через искушение властью — не только экономической — прошли почти все. «1989 год, приезжают из Москвы партийцы, — вспоминает Вячеслав Голиков. — Говорят: "Мы вас в обком возьмем. А хотите — в Москву в ЦК". "Так я беспартийный", говорю. "Примем!"».

От места в партийной номенклатуре Голиков отказался — как и его коллеги. Впрочем, от работы со Старой площадью руководителей стачки это не избавило. «Пятнадцать делегатов по кабинетам ЦК бегают, — описывает Юрий Комаров один из визитов в Москву. — Отчеты толстенные собираем, которые для рабочих комитетов партийцы по итогам встреч готовили. Решили закурить. "Можно?" — "Можно, ребята, курите". Зря они это сказали: дым такой, что тараканы на всей Старой площади какие сдохли, какие на Солянку убежали. Инструктора окна открывают, а бесполезно. Шум, мат, "Беломор"...».

Одной из причин своего поражения стачкомовцы считают массовый поход активистов в депутаты всех уровней. «Растащили наших по углам, — рассуждает Комаров. — Через рабочий комитет проходили легко, и кампании никакой не надо было. А там дальше… Одному одно, другому другое — кого спаивали, кого запугивали, кого покупали — так и затягивало».

Через рабочий комитет в депутаты Кемеровского областного совета прошел и Аман Тулеев, впоследствии возглавивший областной парламент. «Он был известен как хороший железнодорожник, — объясняет Виктор Морозов. — При нем было прекрасно налажено снабжение шахт порожняком, мы до того страдали от нехватки вагонов».

И Морозов, и Комаров, и Голиков тоже стали областными депутатами. Сегодня они называют это не иначе как «разбазариванием рабочего комитета».

За что боролись

Возможно ли сегодня повторение событий четвертьвековой давности, к примеру, в том же Междуреченске? «Наш русский менталитет таков, что может быть все, — откровенен Сергей Кислицын. — Яркий пример — горе 2010 года, взрыв на шахте "Распадская", где я работал заместителем гендиректора. Взрыв произошел в ночь с 8 на 9 мая. И уже десятого числа женщина, воспитатель детского сада, подняла полгорода. Вышла на площадь, давай голосить: "Зарплата маленькая, руководители шахт безопасностью не занимаются" — и подняла народ!»

Переброска ОМОНа и приезд в Кузбасс Владимира Путина, в то время главы кабинета министров, потушили конфликт. Однако предпосылки к повторению чего-то подобного никуда не делись. «Здесь повсюду особо опасные объекты, — напоминает Кислицын. — Случись чего — пусть даже раздолбай палец не туда засунет, — на такой волне могут поднять хоть что». К тому же руководители угольных компаний идут по пути оптимизации. Цель — сохранить производство, но жизнь сокращенных рабочих и их семей от этого к лучшему не меняется.

«По иронии судьбы, практически все требования горняков и их лидеров оказались выполненными, — напоминает Аман Тулеев. И сегодня мы пожинаем плоды шахтерских забастовок 1989-1991 годов. Требовали забастовщики выхода России из СССР — получили распад Советского Союза в декабре 1991 года. В экономической сфере: добивались самостоятельности предприятий угольной отрасли? Требовали разрешить шахтам и разрезам устанавливать свои нормы выработки? Добились! Настаивали на том, чтобы отменить дисциплинарный устав, ликвидировать государственную горно-техническую инспекцию? Дескать, мешают работать. Сделали! Требовали не проверять, не ощупывать горняков перед спуском в забой на предмет наличия табака, зажигалок, спичек? Теперь не проверяют».

«Мы боролись за социализм с человеческим лицом, — объясняет Валентин Копасов, в 1980-х — начальник участка шахты "Центральная", вошедший в руководство стачкома Воркуты. — А напоролись на мурло, мерзкую харю капитализма. Показать бы тогда ребятам картинку 2016-го года — вы хотите так? Уверен, многие захотели бы остаться в 1989-м. Рабочий был более защищен, более уважаем, труд был в почете. Знали бы, к чему приведет — держались бы подальше от забастовочной деятельности».

По мнению Амана Тулеева, в конечном итоге победы забастовщиков вылились в безудержную гонку за прибылью любой ценой, даже ценой человеческой жизни, и в преступное пренебрежение элементарными правилами безопасности. «Как следствие, — констатирует губернатор, — новые трагедии в шахтах, взрывы и похороны. За что боролись, на то и напоролись… Теперь уже новые поколения горняков протестуют против того, под чем слепо подписывались четверть века назад их отцы».

Судьба героев из забоев

Вячеслав Голиков вошел в высший консультационный совет при председателе Верховного совета РСФСР Борисе Ельцине. Вскоре после провозглашения новой России совет был распущен. Важнейшей нынешней проблемой бывший глава совета рабочих комитетов Кузбасса считает отсутствие свободы слова и действенных профсоюзов.

Валентин Копасов был заместителем главного редактора городской газеты «Час пик», пять раз избирался в горсовет Воркуты, один раз — депутатом парламента Республики Коми. В городском парламенте Копасов представляет «Единую Россию». «Наша Федерация не может существовать без партии власти», — уверен бывший шахтер.

Петр Бухтияров продолжил работу в Новокузнецке по линии Росуглепрофа: «Мы с Аманом Гумировичем капитальную борьбу с забастовщиками вели». Полтора десятка лет назад он вышел на пенсию, сейчас ему 83. Среди его коллег, заявивших о себе во время забастовок — вице-спикер Госдумы, секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов, некогда возглавлявший профком шахты «Есаульская».

Сергей Кислицын в прошлом году решением Амана Тулеева был назначен главой Междуреченска.

78-летний Виктор Морозов — помощник директора ЧОП, инспектор охраны. Пенсия — около 15 тысяч рублей. По словам Морозова, его подопечные получают больше, чем инспектор. Но для того, чтобы стать охранником, нужна лицензия и курс обучения. «А какая из меня в этом возрасте ученица?» — спрашивает Виктор.

58-летний пенсионер Юрий Комаров после забастовок испытывал трудности с устройством на работу. Нынешней зимой он ездил из Новокузнецка в Воркуту. Через две недели понял, что в забой идти уже не может: «Здоровье не то, а условия все те же». Вернулся в Кузбасс незадолго до трагедии на воркутинской шахте «Северная», где в феврале от взрывов метана погибли 36 шахтеров и горноспасателей.

Сообщение о начале затопления шахты «Северная» было обнародовано 6 марта 2016 года. Ровно через 27 лет после того, как бригада участка №9 отпраздновала успех своей сидячей забастовки — одной из первых акций в цепи стачек 1989-1991 годов.

Накопились различные разрозненные сведения о несанкционированных выступлениях различного рода в послесталинской Совдепии, решил их тут свести, дабы в одном месте лежали. Сразу отмечу, что подтверждений им из иных источников пока не нашлось, как только найдутся, буду переносить в . Итак:

http://www.krotov.info/history/11/geller/gell_20a.html
Новочеркасск не был единственным городом, где происходили волнения. Они были тем же летом 1962 года в Кемерово. Поводом была нехватка продовольствия. Волнения сопровождались демонстрациями и опустошением продовольственных магазинов.
Забастовки у рабочего места, митинги и уличные демонстрации происходили в то время в Грозном, Краснодаре, Донецке, Ярославле, Муроме, Горьком и даже в Москве на автомобильном заводе «Москвич».
В 60-е и 70-е годы в Советском Союзе вспыхивают забастовки в крупных промышленных центрах. Наиболее крупное волнение произошло после Новочеркасских событий 1962 года на автомобильном заводе в Тольятти в 1980 году. Происходили забастовки на предприятиях центральной России (Ярославль, Муром). Причины одни и те же - нехватка продовольствия, тяжелые материальные условия жизни.
В конце 1980 г. и в начале 1981 г. рабочие волнения прокатились на предприятиях Москвы, Киева, Ленинграда, Воронежа, Минска, Петрозаводска, Вильнюса. Рабочие выражали свою солидарность с рабочими Гданьска.

http://zhurnal.lib.ru/m/magid_m_n/bulbinskiy-2.shtml
крупнейшие эпизоды движения - Новочеркасск и Одесса. О них я информирован подробно и достоверно. Знал еще десятки мелких эпизодов, но они забыты. Записей я не мог делать, а время и тяжелая жизнь стерли их с памяти. Запомнил разве что события на механическом заводе в г. Дубно, Ровенской области. Но я отлично помню боевой дух пролетариата того времени, его высокую классовую сознательность, ненависть к бюрократии, к лжеКПСС.

http://revsoc.org/archives/42
1-3 июня 1962г. - самое известное событие из пролетарских протестов этого времени, забастовка в Новочеркасске против повышения цен, расстрелянная властями. В эти же дни листовки против повышения цен и с призывами "поднимать рабочих на протест" появлялись во многих других городах , а рабочие волнения произошли в Омске, Кемерово, Донецке, Артемьевске и Краматорске .

http://www.a-z.ru/women/texts/chuikinr.htm
Местные (ленинградские) события этого периода, оказавшие влияние на их современников - это открытие выставки Пикассо в Эрмитаже, а также студенческие дискуссии и волнения на площади Искусств в декабре 1956 года.

http://www.sozialismus.ru/app/download/4031230761/Сопротивление+режиму+1945-1987.doc
По данным записок КГБ в ЦК КПСС, обращенные к рабочим листовки с призывами к протесту (включая забастовки) были обнаружены в Москве, Донецке, Днепропетровске, Челябинске, Нижнем Тагиле, Измаиле (Одесская обл.), Сучане (Приморский край). Индивидуальные высказывания о необходимости бастовать зафиксированы в Москве, Новосибирске, Ленинграде, Днепропетровске, Грозном, Иваново, Карабанове (Владимирская обл.), Омске, Томске, Тамбове, Минске, Горьком, Одессе, Перми, Воркуте. Есть отрывочные сведения о выступлениях в Ярославле, Нижнем Тагиле, Лубнах, Рыбачьем, Мирном (Якутия), Донецке, Артемьевске, Краматорске, городах Кузбасса.

http://www.memo.ru/history/diss/books/ALEXEEWA/Chapter18.htm
С 1980 г. сообщения о забастовках участились, что объясняется ухудшением экономической ситуации в СССР и, возможно, в какой-то мере влиянием польских событий (особенно это относится к Прибалтийским республикам). Были сообщения о забастовках в Горьком и в Тольятти, в Тарту и в других местах Эстонии, несколько забастовок произошло в Киеве. Об одной из них известно, что руководили ею вновь избранные партком и профком.

http://works.tarefer.ru/74/100138/index.html
В нашей стране к забастовкам долгое время относились как к экстраординарному событию. Практически в СССР, начиная с 30-х годов и вплоть до 1956 года, забастовок не было. И это вполне объясняется жестким тоталитарным режимом в данный период истории СССР. Но уже в 1956 году в Свердловске возмущение рабочих было спровоцировано плохими условиями труда, в 1962 г. В Новочеркасске забастовка последовала за повышением цен и снижением кооперативных расценок. В 60-е годы подобные случаи отмечены в Рязани, Баку, Омске, Кривом Роге, Одессе, Киеве, Львове, а в 70-е - в Свердловске, Киеве, Витебске, Владимире, Челябинске, Баку и еще в нескольких городах. Если же не считать забастовки на национальной основе, то их общее число превысит несколько сот. До недавнего времени все эти случаи тщательно замалчивались.

http://window.edu.ru/window_catalog/pdf2txt?p_id=29150&p_page=15
При либерализации общественных отношений в годы перестройки наблюдался рост числа забастовок. Если за 1987 г. в СССР было всего 4 выступления рабочих, в 1988 г. - 25, то за первых 5 месяцев 1989 г. уже прошло 54 забастовки.

http://moreandr.narod.ru/lib_ru/rpk.html
1954: волнения заключенных в лагерях Ревда (Свердловск), Карабаш, Тайшет, Решоты, Джезказган, Балхаш и на Сахалине.
1955: восстание на крейсере "Дмитрий Донской" во Владивостоке (подавлено).
1961: забастовки в Ленинграде на Кировском заводе и на Электросиле.
Лето 1963: волнения, забастовки и уличные демонстрации в Кривом Роге, Грозном, Краснодаре, Донецке, Муроме, Ярославле и в Москве на автозаводе имени Лихачева.
1969: рабочие волнения в Киеве, Свердловске, Владимирской области.
1973: рабочие волнения в Витебске.
Сентябрь 1977: массовая голодовка заключенных в Пермских лагерях в знак протеста против произвола администрации.
1981: рабочие волнения в Киеве, Тольятти, Орджоникидзе.

«По данным ЦА ФСБ, в январе-августе 1929 случилось 174 забастовки на государственных предприятиях СССР, в которых приняли участие 15.707 рабочих, а в тот же период 1930 - 147 забастовок (11.833 рабочих)... В 1934 за январь-ноябрь было учтено 185 забастовок, в которых приняли участие 8.707 рабочих» (Казанцев Б.Н. Материалы государственных, партийных и профсоюзных органов о причинах и формах протестных выступлений рабочих промышленности, строительства и транспорта в 1930-40-х гг. / Трудовые конфликты в СССР. 1930-1991. М., 2006. С. 41, 46).

«Прошедшие в 1967 году антимилицейские восстания были спровоцированы сопровождавшейся массовыми перегибами кампанией по борьбе с «хулиганством и пьянством», проведение которой было возложено на органы МВД» (Пономарёв В. Общественные волнения в СССР: От ХХ съезда КПСС до смерти Брежнева. М., 1990. С. 3.).

«Хроника» № 42 (1976 г.) поместила сообщение об «итальянской забастовке» на Кировском заводе в Ленинграде. Около 400 человек, являясь на работу, на самом деле не работали, давая лишь 4-5% плана. Забастовка была вызвана плохим обращением начальства с заключенными, работавшими на заводе.

Более высокие цены на мясо, продаваемое в кооперативах, по сообщениям, вызвали волнение в Минске летом 1986 (Голдман М. Вызов Горбачёва. М., 1988. С. 75).


Вот бы по каждому эпизоду выступлений (если всё названное имело место быть) получить представление, что там случилось - было бы ценнейшее дополнение! Будем искать.

Кроме того, в список были добавлены:

2 мая 1955 - беспорядки в г. Кимовск (Московская область)
10-13 сентября 1955 – массовые беспорядки стройбатовцев в Кемерово
11-13 апреля 1957 – массовые волнения в Абхазской АССР
Осень 1962 – кульминация обороны Почаевской Лавры + забастовка в порту г. Николаев
1953-55 - различные футбольные сражения
1985 - бунт заключённых в Донской колонии строгого режима

Интересно, миф о том, что «при советской власти всё спокойно было», ещё бытует? :о)

З.Ы. Дополнительные материалы